В нарушение всех правил я отправился прямо к Филипу Таеру:
– В кубрике все в порядке, мистер Таер?
Он весело улыбнулся:
– Все хорошо, сэр. Я держу их в руках. – Выглядел он, как всегда, великолепно. Изящный, стройный и до того красивый, что даже страшно.
– Вы работаете с хорошими офицерами, мистер Таер.
– Да, сэр. Им только надо напоминать, кто главный, и мне это удается. – Его невинные голубые глаза смотрели на меня с затаенным вопросом. – Что-нибудь не так, сэр?
– Нет, ничего, – быстро ответил я, зная, что нарушил неписаные правила, командиру не положено вмешиваться в дела кубрика.
Когда я возвращался после ужина из столовой, меня остановила доктор Убуру.
– Вам известно, – спросила она, – что на этой неделе ко мне обращалась Паула Трэдвел?
– Нет.
– Так я и думала. – Она помолчала, пока мы поднимались по лестнице.
– А в чем дело, доктор? Вы можете ответить, не нарушая правил вашей этики?
– У нее была истерика. – Убуру посмотрела мне в глаза.
– О Господи. – Я ждал продолжения, но Убуру молчала.
– Что послужило причиной?
– Я поклялась не говорить вам, – ответила она. – Прежде чем пациентка мне все рассказала. Я судорожно вцепился в перила:
– А если я прикажу?
– Я не подчинюсь, – спокойно ответила она и улыбнулась. От улыбки ее темное лицо потеплело. – Я не хочу лишних проблем, командир. Просто поставила вас в известность.
– Спасибо. – Я пошел к себе в каюту и лег на койку. Мне так не хватало визитов шефа. Он относился ко мне по-прежнему дружелюбно, старался помочь, но сохранял дистанцию.
Следующую вахту я дежурил с лейтенантом Кроссборном. Мы долго молчали, потом наконец он попытался завязать разговор. Я слушал его рассеянно – мысли были заняты другим, но, как только он заговорил о Шахтере, насторожился.
– Кто проявил себя лучше всех, когда бунтовщики прорвались на борт?
– Мистер Вышинский. Он был просто незаменим, и Вакс Хольцер, – ответил я досадуя. Надо же! Привязался.
Следующий вопрос вернул меня к реальности.
– А что заставило вас пустить на корабль десяток людей, одетых в скафандры? Я язвительно бросил:
– Это допрос, лейтенант?
– Вовсе нет. Но случай просто из ряда вон. Я веду дневник и записываю туда все важные события. Если вы настаиваете, могу переменить тему.
– Не надо. Сожалею, но я допустил ошибку, пустив их на корабль.
Моя откровенность, казалось, обрадовала его.
– Должно быть, это был ужасный день.
– Да.
– Я веду записи каждый вечер, – сказал он доверительно. – Излагаю в дневнике свои чувства и мысли.
– Для вас это, видимо, отдушина, – сказал я с отвращением.
– Написано неплохо, но никто не читал, только мой дядя.
– Он литературный критик? – спросил я из вежливости.
– Нет, но сведущ в делах флота. Возможно, вы о нем слышали? Адмирал Брентли.
Еще бы не слышать. Адмирал Брентли возглавлял Оперативное командование флота в Лунаполисе, а этот Кроссборн был его ушами! Сердце у меня упало.
– А записи о Шахтере вы уже сделали, лейтенант?
– О да, – скромно ответил он. – Все это так трагично. Уверен, дядя прочтет с интересом.
Я замолчал, кипя от возмущения. Потом пожал плечами. В Адмиралтействе и без дневника мистера Кроссборна знали, что я натворил.
Но через три недели я понял, что необходимо действовать. Мистер Кроссборн оставил в покое Шахтера и стал расспрашивать о казни матросов Таука и Рогова. В то же время мои гардемарины и кадеты окончательно пали духом. Алекс буквально кипел от ярости. Со мной держался вежливо, а с другими то и дело срывался. Дерек выглядел подавленным и усталым.
– Ко мне дважды являлся мистер Тамаров, – сообщил лейтенант Шантир. – Я не проявлял особого усердия, но отпустить его просто так, разумеется, не мог. – Все это значилось в журнале, который я регулярно просматривал. Я также стал навещать спортзал и понял, почему так редко встречаю гардемаринов и кадетов, – почти все время они отрабатывали штрафные баллы.
В полной растерянности я доверился Макэндрюсу, рискнув проявить свою неопытность, но он и так знал мне цену.
– А чего вы ожидали, – без обиняков заявил шеф. – Как вы думаете, откуда взяли офицеров, которых вы так просили на базе?
– Выражайтесь яснее, – буркнул я, чувствуя себя полным идиотом. Но я должен был это знать. Он вздохнул:
– Командир, мистер Шантир сам изъявил желание служить у нас на корабле. Верно? Двух других офицеров назначили. Прикажи вам Адмиралтейство направить на проходящий корабль лейтенанта, кого бы вы выбрали?
– Мистера Кроссборна, – без колебаний ответил я.
– А кого из гардемаринов? Я в сердцах выругался.
– Вы помогли ребятам из межпланетного флота избавиться от их самой большой головной боли. Я проклинал свою тупость, свою слепоту.
– Ну и дурак же я! Даже не просмотрел личные дела новых офицеров, не имел о них ни малейшего представления! – Мне и в голову не приходило, что со мной могут сыграть столь злую шутку.
– Не расстраивайтесь, командир. От личных дел пользы мало.
Я помолчал. Шеф прав. Вряд ли мистера Таера характеризовали в личном деле как «тирана» и «садиста». Да и Кроссборн не нарушал уставы Военно-Космическою Флота, ведя дневник в свободное от работы время. А то, что он приставал ко всем с вопросами провокационного характера, я вообще не мог доказать. Тем более было бы глупо с моей стороны делать ему за это выговор. Наверняка я помог его бывшему командиру избавиться от него.
Я ушел к себе в каюту и стал размышлять. Традиции есть традиции. Я не терпел, когда их нарушали. Но как остановить гардемарина Таера? Или запретить лейтенанту Кроссборну вести дневник? Никаких идей на этот счет у меня не было.