Вакс ушел на вахту. Я валялся на койке, радуясь, что Алекс не слушает свою бьющую по мозгам музыку, когда ворвался Сэнди Уилски. Он буквально кипел от возмущения:
– Мальстрем собирается всех подвергнуть допросам на детекторе лжи с наркотиками!
– Что? – Алекс рывком сел в койке.
– Всех гардемаринов и тех матросов, которые побывали в ангаре.
– Зачем?
– Чтобы исключить любую возможность саботажа, так он сказал доктору.
Алекс стукнул кулаком по матрасу:
– Это несправедливо. Я проворчал:
– Переживешь. – Допрос с применением детектора лжи и наркотиков – ДН-допрос – был не из приятных, но вреда не причинял.
– Ведь ни одному из нас не предъявили обвинения! – сказал Алекс.
– Мерзавец не имеет права… – мрачно заявил Сэнди. Я вскочил с койки и выпалил первое, что пришло в голову:
– Уилски, в каком виде ваши ботинки! Один штрафной балл! А одеяло! – Я шлепнул по нему рукой, найдя крошечную складку. – Еще один!
Алекс задохнулся:
– За что вы на него так вдруг… Я взвился:
– А вы? Сколько у вас штрафных баллов – Я знал, что Алекс не торопился их отрабатывать.
– Девять, мистер Сиф…
– Еще два за дерзость! – Я понимал, что это грозило ему бочкой, и, помолчав, добавил: – Не буду регистрировать их до утра. Приступайте.
– Но я.
– Немедленно!
Они кинулись к двери.
– И никаких разговоров, пока выполняете упражнения! Одно слово – и штрафные очки удвоятся!
– Есть, мистер Сифорт! – Люк захлопнулся. Я сел на краешек кровати, обхватив дрожащими руками голову.
Их обожаемый герой ушел в прошлое. Теперь они возненавидят меня. Но выбора не было.
Времени до допроса оставалось мало.
Неудивительно, что они так негодовали по поводу ДН-допроса. Использование детектора лжи и наркотиков разрешалось на борту корабля, как и на Земле. По Закону о даче свидетельских показаний от 2026 года подозреваемый обязан был отвечать на вопросы. При даче свидетельских показаний против него его могли послать на ДН и либо снять, либо подтвердить обвинение, в случае если под действием наркотиков он сам признавал себя виновным, но это лишь при условии, когда подозреваемый отрицал предъявленное ему обвинение.
Иначе ДН-допрос мог стать орудием деспота или и того хуже – орудием пыток. Закон не разрешал выуживать из недр человеческого мозга преступления, которые могли бы быть совершены его обладателем.
Я посматривал на часы, совершенно не беспокоясь о оставшихся наедине Алекса и Сэнди. Они получили прямой приказ, который подтвердили, и не станут разговаривать, пока находятся в спортзале.
Я задремал.
С трудом поднялся в конце четвертого часа и побрел на второй уровень.
Когда я вошел, Алекс работал на брусьях, а Сэнди занимался бегом на месте. Майки их промокли насквозь, волосы слиплись. Сэнди тяжело дышал. Избавляться от штрафных очков нелегко – я знал это по собственному опыту.
– Оба вольно.
Алекс слез с брусьев. Сэнди замедлил бег и остановился.
– Встать к переборке. – С минуту я вышагивал из стороны в сторону, потом пристально посмотрел на них. – Хотите что-нибудь сказать?
– Нет, мистер Сифорт, – ответил Сэнди по-мальчишески, соответственно своему возрасту. Он был напуган.
– А вы?
Несмотря на физическую усталость, Алекс с трудом произнес:
– За что вы на нас напустились? Мне захотелось кричать от отчаяния. И зачем только я вызвал Алекса на разговор?
– Мистер Уилски, выйдите, – Я последовал за Сэнди.
– Ты не должен опускаться до жалоб и нытья, – сказал я ему. – Теперь ты офицер, а не кадет. И если недоволен начальством, держи свои мысли при себе.
Он покраснел:
– Есть, мистер Сифорт.
– Обещай впредь поступать именно так.
– Слушаюсь, мистер Сифорт, виноват. Я был груб с ними, но Сэнди изо всех сил старался мне угодить.
– Очень не хочется назначать вам штрафные баллы. Ладно, иди в душ. – Я коснулся его мокрого плеча. – Ты хороший парень.
Надеясь найти правильный тон, я вернулся в зал к Алексу.
– Идиот! – резко бросил я ему.
– Идиот?
Я наклонился к нему и прошептал:
– Я делаю все, чтобы спасти вам жизнь!
Он промолчал, но в глазах застыло удивление.
– Командир Мальстрем вправе расследовать гибель своих офицеров так, как считает нужным.
– Но по закону…
– Алекс! – Даже заставляя его молчать, я рисковал нашей свободой. Неужели он не понимает?
– Это командир!
Я сказал все, что хотел. Приказ командира Мальстрема подвергать испытанию всех без разбора был прямым нарушением закона о даче свидетельских показаний. Когда мы приведем «Гибернию» домой, Адмиралтейство может списать его на берег или еще того хуже.
Но на борту корабля слово командира – закон. Мой долг – выполнять его приказы и докладывать о бунтарских настроениях. Вести себя иначе значило бы участвовать в мятеже.
Я молча смотрел на Алекса и ждал. Наконец по выражению его лица я понял, что до него дошло. В подтверждение этому он кивнул.
Я вздохнул с облегчением:
– С Сэнди теперь все в порядке, но если только он попытается рассуждать на эту тему, прижми его как следует. Не бойся.
– Понял.
– Можешь идти.
– Спасибо, – прошептал он. Я сделал вид, что не расслышал.
На следующий день начался ДН-допрос. Сначала вызвали гардемаринов, потом матросов. Когда я выходил из кабинета доктора Убуру, меня тошнило, кружилась голова. Я не знал, что наговорил под действием наркотиков, и, забравшись под одеяло, пытался справиться с тошнотой.
Утром действие наркотиков все еще ощущалось, хотя и слабее.
Тест не обнаружил виновных. Гардемарины прошли по самому низкому рейтингу. Больше всех пострадал от наркотиков Сэнди. Его все еще тошнило. На некоторых ДН действовал особенно сильно. В опубликованном отчете комиссии было сказано, что никаких признаков саботажа нет и что несчастный случай, возможно, был вызван неполадками клапана подачи топлива, что вовремя не было зарегистрировано вышедшим из строя сенсорным элементом.