– Дарла, есть повреждения?
– Несколько из моих проводных линий в коридоре сожжены, командир, – ответила Дарла и, помолчав, добавила: – Но ко всем сенсорам есть дублирующие линии.
Запасы воздуха сократились на одиннадцать процентов. Больше никаких повреждений нет.
Все. Слава Богу. Я буквально рухнул в кресло.
– Вам очень повезло! – Пилот, пошатываясь, встал. – Ведь вы могли погубить всех находящихся на борту! Разгерметизируй они корабль, нам бы ни за что не долететь до Надежды с нашими запасами воздуха!
– Вы полагаете, пилот? – Меня охватила апатия, и только злость, притаившаяся где-то глубоко в желудке, придавала силы.
– Опасность была вполне реальной, и мы чудом спаслись. Я требую, чтобы мой протест был занесен в журнал! Слышите, командир! Требую!
Я схватил журнал и сунул ему в руки.
– Ваше требование удовлетворяется. Заносите протест вместе во всеми вашими аргументами.
– Есть… сэр! – Трясясь от ярости, он писал на головидном экране при моем полном молчании, а когда закончил, швырнул головид мне на колени.
Я пробежал глазами написанное.
– Итак, вы считаете, что я пошел на безрассудный риск и подверг смертельной опасности всех находившихся на борту.
– Да! Можно залатать дыры даже во внешнем корпусе, но невозможно изготовить воздух!
– Вы недостаточно ясно выразили свой протест. Вносите исправления!
– Не возражаю! – Он выполнил мою просьбу.
– Отлично. А теперь я напишу вам ответ, помеченный тем же числом, что и ваш протест.
– Грузовой отсек номер сорок один Б, восточный трюм. Груз: 795 емкостей с кислородом и азотом. Пункт назначения: «Шахтер».
Я небрежно бросил головид на пульт.
– В трюмах было достаточно кислорода, чтобы еще семь раз заполнить им корабль.
Пилот уставился на журнал и на свой чертов протест. Лицо его стало серым.
– Пилот Хейнц, вы непригодны для службы на «Гибернии» в качестве офицера. До моего следующего распоряжения освобождаетесь от всех обязанностей, лишаетесь чина и будете продолжать путь в качестве дополнительного багажа, в своей каюте, покидая ее лишь для того, чтобы воспользоваться офицерским туалетом. Вы свободны. Вакс, проводите пилота с мостика.
– Есть, сэр.
– Вы не можете этого сделать!
– Я уже сделал. Вон! – Я взял микрофон. – Лазарет, прошу доктора Убуру после осмотра раненых зайти на мостик.
На корабле уже замеряли прожженные люки, чтобы починить или заменить их, выметали мусор из кругового коридора второго уровня, и на мое ворчливое «продолжайте» никто не обращал внимания.
Так как сражение было жестоким и проходило в вакууме, раненых оказалось немного. Люди либо оставались в живых, либо погибали. Странно было видеть на мертвых, в том числе и трех наших матросах, белую форму Военно-Космического Флота Объединенных Наций.
Обожженный труп Сэнди Уилски лежал в коридоре возле воздушного шлюза. Рот широко раскрыт, в невидящих глазах немой упрек. У меня вырвался стон. Прикрыв глаза, я попытался мысленно переместиться в свою комнату в Академии на Луне.
– Пойдемте, сэр. – Это был Вакс Хольцер, спокойный и, как всегда, заботливый. Он коснулся моей руки, сначала мягко, потом настойчивее, стараясь увести меня. Потом встал между мной и матросами, убиравшими тела, чтобы они меня не видели. – Все в порядке, командир.
– Нет. – Глаза мои горели, щеки были мокры от слез, – Не все Не будь я таким идиотом, ничего подобного не случилось бы. Это я убил Сэнди.
Убедившись, что на нас никто не смотрит, он провел ладонью по моему лбу.
– Все хорошо, командир, – мягко повторил он.
Я с трудом унял бившую меня дрожь.
– Пойдемте, командир.
Пошатываясь, дошел я до лестницы и спустился на третий уровень к гауптвахте. У камер дежурил сам Вышинский.
– Сколько там человек? – резко спросил я.
– Семеро, сэр.
– Мистер Герни с ними?
– Да, сэр.
– Выпустите его.
Помощник машиниста вылетел из камеры, в волнении теребя рубашку, и, увидев меня, вытянулся по стойке «смирно».
– Мистер Герни, я не хочу, чтобы вы находились на гауптвахте вместе с преступниками. Освобождаю вас Возвращайтесь в кубрик и ведите себя достойно.
Он посмотрел на меня, не веря своему счастью, и умчался.
– Где их главарь? – спросил я, не узнав собственного голоса.
Вышинский показал рукой:
– В первой камере. Он там один.
– Отоприте ее и следуйте за мной, оба. – Я вошел в крошечную камеру. Заключенный сидел на палубе со связанными за спиной руками и кандалами на ногах. – Разрежьте на нем одежду.
Вышинский удивленно посмотрел на меня, но, спохватившись, сказал: «Есть, сэр!» – и вытащил из кармана складной нож. Заключенный выпучил глаза, но молчал, когда Вышинский принялся резать на нем одежду. Через минуту заключенный остался совершенно голым.
– Поставьте его. – Вакс и главный старшина корабельной полиции подняли ослабевшего преступника на ноги.
– Мистер Вышинский, ступайте в камеру два. Сделайте со вторым то же самое и ждите меня.
– Есть, сэр.
– Вакс, возьмите! – Я протянул Хольцеру свой лазерный пистолет и прислонился спиной к перегородке, держа руку на уровне груди. – Мистер Хольцер, наблюдайте за моей рукой. Как только этот человек солжет, я пошевелю мизинцем, вот так, и вы тут же выстрелите ему в голову. Затем мы перейдем в соседнюю камеру. Вопросов не задавайте. Храните молчание. Следите за моим пальцем и, как только он шевельнется, стреляйте! Подтвердите, мистер Хольцер. Вакс сглотнул.
– Подтвердите приказ! – прохрипел я. Он колебался не больше секунды: